Неточные совпадения
Замечательно, что до всего этого он дошел своим собственным умом, без малейшей протекции, потому что maman [мамаша (франц.)] Воловитинова хотя была
женщина с состоянием, но жила безвыездно в деревне и никаких
знатных связей не имела.
Наружностью он обладал привлекательной и необычайно моложавой: гладкий, румяный, гибкий и липкий, он пользовался удивительными успехами у
женщин:
знатные старушки просто с ума от него сходили.
Иногда в праздник хозяин запирал лавку и водил Евсея по городу. Ходили долго, медленно, старик указывал дома богатых и
знатных людей, говорил о их жизни, в его рассказах было много цифр,
женщин, убежавших от мужей, покойников и похорон. Толковал он об этом торжественно, сухо и всё порицал. Только рассказывая — кто, от чего и как умер, старик оживлялся и говорил так, точно дела смерти были самые мудрые и интересные дела на земле.
— Пигасов? — проговорил Лежнев. — Я оттого именно и заступился так горячо за Рудина, что Пигасов был тут. Он смеет называть Рудина лизоблюдом! А по-моему, его роль, роль Пигасова, во сто раз хуже. Имеет независимое состояние, надо всем издевается, а уж как льнет к
знатным да к богатым! Знаешь ли, что этот Пигасов, который с таким озлоблением всё и всех ругает, и на философию нападает, и на
женщин, — знаешь ли ты, что он, когда служил, брал взятки, и как еще! А! Вот то-то вот и есть!
В первый почти раз
женщина не гневом и презрением, а слезами просила его прекратить свои искания, или, лучше сказать, в первый еще раз
женщина отвергнула его, богатого и
знатного человека. Он решился притвориться и ожидать до времени. «Ее надобно приучить к мысли любить другого, а не мужа, — подумал он, — а я ей не противен, это видно».
Кроме того, Абрам недавно женился на красивой,
знатной, изнеженной
женщине: ее, наверно, стеснит неожиданное посещение оборванного, больного старика.
— Нас, актрис, — говорила Любовь Онисимовна, — берегли в таком же роде, как у
знатных господ берегут кормилиц; при нас были приставлены пожилые
женщины, у которых есть дети, и если, помилуй бог, с которою-нибудь из нас что бы случилось, то у тех
женщин все дети поступали на страшное тиранство.
— Мне не бывает так досадно, — кончила Илька, — когда моего отца бьют пьяные мужики или полицейские. Полиция, барон, не позволяет нам играть в больших городах. Но мне досадно, обидно, оскорбительно…обидно, когда
женщина, образованная,
знатная, с нежным лицом…И какое она имеет право смотреть на нас так надменно, так презрительно? Никто не имеет права так смотреть на нас!
— Я должен сказать тебе, господин, что эта
женщина из
знатного рода, и она стоит мне по кабале больших денег, которых я через нее не выручил, потому что она умела разжалобить всех, кого я вводил к ней. Не мое будет дело, если ты станешь слушать ее слова и тебя размягчат ее речи. Я свое золото должен иметь, потому что я человек бедный и взял ее за дорогую цену.
Он, несмотря на довольно долгое пребывание в доме князя, несмотря на сделанную с его семейством дальнюю дорогу, еще ни разу не видал княжны Евпраксии. По обычаям того времени,
женщин и девушек
знатных родов ревниво охраняли от взоров посторонних мужчин, и они появлялись лишь, как мы видели, во время установленных тем же обычаем некоторых обрядов приема гостей, для оказания последним вящего почета.
«Несчастный! — продолжала работать мысль молодой девушки. — Красавец, молодой,
знатный, богатый, любящий и не любимый… Разве эта „святая“ поймет его, оценит, исправит, он с нею погибнет так же, как и без нее. Надо сильное чувство, чтобы вернуть его на настоящий путь, чтобы направить его способности и его состояние на полезную деятельность…
Женщина должна всецело подчинить его, подчинить для его же пользы… А разве графиня Надежда такая
женщина?.. Святая…»
Эта именитая
женщина очень встревожилась и сейчас же разослала рабов к другим
знатным прихожанам просить их прийти немедленно в дом ее на необходимый совет.
За пустою колесницей Нефоры следовало множество других, также парадных закрытых колесниц, в которых ехали
женщины, и потом музыканты и барабанщики, и сзади всех опять в высоких колпаках биченосцы, которые равнодушно щелкали своими длинными палками направо и налево, где шел какой-нибудь спор или просто раздавался сколько-нибудь оживленный говор в толпе, собравшейся посмотреть на шествие
знатных.